Александр Дорофеев - Эци Кеци, или Едва обитаемый остров
Стало жалко деда Паппуса. Он от всего сердца хотел, чтобы его любимый остров понравился. А мне только и подавай яхты да виллы! Ужасная глупость! Ведь никакой самый богатый дом не сравнится хотя бы вот с этим пробковым дубом, или с пушистыми цветами мирта, или с той же коровой, что мирно пасется у меня за спиной.
Да и миллионы, если хорошо подумать, полная чепуха. Как говорит мой папа, — и король, и пешка, когда партия закончена, оказываются в одной коробке.
— Ах, какие верные слова! — раздался вдруг голос.
Я быстро обернулся, но никого, кроме коровы, не заметил. Ну, можно и с ней поболтать, когда совсем один на острове. Подошел и ласково потрепал упругое ухо. Корова перестала жевать, поглядела на меня волоокими глазами и отчетливо произнесла:
— Фелисе ме, Эци Кеци. Поцелуй меня. Думаю, это пойдет мне на пользу…
Я не то чтобы опешил, но все же немного растерялся. Раньше-то с коровами очень мало общался. Лишь издали видел пасущиеся у дороги стада. Даже не знал, как теперь обратиться к этой. На всякий случай поглядел, не бычок ли передо мной, и сказал как можно вежливей:
— Простите, не совсем понял, о чем вы?
— Чего же тут непонятного? — отвечала она, — Речь идет всего лишь об одном невинном поцелуе…
Признаюсь, я еще ни с кем не целовался. Поэтому не был уверен, угожу ли корове. Но отказать не смог. И, зажмурившись, чмокнул в прохладный нос.
9
А когда приоткрыл левый глаз, увидел черноглазую девочку в белом платье с кофейным узором. Вся она была какая-то распахнутая, будто небольшая форточка на сквозняке. И смеялась так весело, до слез, словно налетел солнечный ветер с дождем.
— Меня зовут Ио, — еле сумела произнести, — Я с острова Псафура, где маяк. Твой дед попросил навестить тебя. Интересно, зачем ты целовал корову? Или так принято в России? Таков обычай?
У меня тоже имелась куча вопросов.
Во-первых, с какой стати я начал понимать по-гречески?
Во- вторых, когда это Паппус успел побывать на Псафуре, если отправился совсем в другую сторону?
И, в-третьих, зачем же действительно я целовал корову?
Она как паслась, так и пасется, а девочка Ио объявилась вроде бы сама по себе, без помощи моих поцелуев…
Хотя я готов был спорить на что угодно — взгляд у коровы теперь далеко не такой умный, как пять минут назад, во время нашей беседы.
Наверное, и вправду особенный был день — греческий праздник середины лета.
И чем ближе подходила ночь, тем все более странные происходили события.
Уже с плоского острова Псафура начал подмигивать маяк. Казалось, он торчит прямо из моря, как строгий палец Посейдона.
— Погляди, взошло созвездие Кентавра, — подняла Ио лицо к небу. — У нас могут быть гости. Пора готовить праздничный ужин…
Она развела огонь в очаге и сновала там и сям, заглядывая во всякие мешочки и коробочки, сундучки, корзинки и большие глиняные амфоры.
— О! Паппус живет, как настоящий царь, — оценила, наконец, — Всего в достатке. Сейчас будет тебе и кокореци, и саганаки, и дзадзыки, и мелидзана…
Хоть я и не знал, что это за блюда, но сами слова вкусно звучали. Сразу ощутил, как проголодался.
А когда на огне зашипели баклажаны, козий сыр да баранина с потрохами, почудилось, будто и пещерный мрак ожил, зашевелился, жадно сопя и пофыркивая.
— Будь добр, Эци Кеци, — улыбнулась Ио. — Принеси лаврового листа. Он в пещере по левую руку, через сто шагов от порога.
Рядом с Ио и очагом было так светло, уютно и весело. Совсем не хотелось отходить ни на шаг, а тем более вглубь пещеры.
— Да разве нельзя обойтись? — спросил я..
— М-у-у-у! Невозможно! — воскликнула Ио, — Лавр облагораживает еду. К тому же те, кто жует листья лавра, всегда побеждают! Только возьми фонарик или факел, иначе заплутаешь. И крепко запомни, — добавила строго, — ни в коем случае не оглядывайся….
Да, эта маленькая девочка вела себя, как большая, очень по-хозяйски.
10
Никакого фонарика, конечно, не нашлось, зато факелов было множество — и во дворе, и на стенах дома. Один я поджег, а другой сунул подмышку.
Пламя горело ровно, успокоительно. До тех пор, пока не вошел в пещеру, где оно сразу заволновалось, то угасая, то подпрыгивая. Выхватывало из тьмы ослепительно-белые и черно-коричневые сталактиты, спускавшиеся с невидимого свода. А из стен, казалось, выступали гигантские желтоватые скелеты мифических существ.
Я уже сбился со счета шагов. Даже не мог сообразить, где у меня левая рука, а где правая. Так и подмывало повернуть назад. Но как бы я объяснил Ио отсутствие лаврового листа? Все же оглянулся, чтобы оценить пройденное, и еле различил вдали мерцающий, будто маяк, очаг. Похоже, слишком далеко протопал.
— Ты прямо у цели, мальчик…
Передо мной стоял дядька, очень похожий на деда Паппуса, — такой же рыжий и бородатый. Ничего ужасного в нем не было. Но от неожиданности я выронил оба факела.
— Не беспокойся, дорогой, — прозвучало из кромешной тьмы, — Для меня что свет, что мрак — все едино. Сейчас наберу лаврушки, и поскачем ужинать. Давай-ка, подсажу…
Меня ухватили подмышки, подняли и куда-то усадили.
В общем-то, удобно расположился, точно на пони в зоопарке. Вероятно, у дядьки за спиной было какое-то специальное устройство, вроде дивана на роликах. Они резво застучали по камням, напоминая цоканье копыт, и мы вмиг выбрались из пещеры.
— Наконец-то, — сказала Ио. — Уж беспокоилась, не заблудился ли. Слезай, Эци Кеци, со старика Хирона. Он совсем не так молод, как выглядит.
Лишь спрыгнув на пол и оглядев в подробностях гостя, я сообразил, на ком именно прокатился.
Перед нами стоял настоящий кентавр — человеческий торс в клетчатой рубашке, а все прочее лошадиное. Причем и намека на уродство в таком сочетании не замечалось. Напротив, старик Хирон был прекрасно сложен, куда лучше Шварценеггера.
— Друг и учитель многих героев древнего мира, — поклонился он, — К вашим услугам…
— Му-у-у, стол накрыт. Располагайтесь, — пригласила Ио.
Но я совершенно не понимал, как располагаться и как себя вести с таким великим кентавром, на спине которого только что панибратски посиживал.
— Напрасно смущаешься, Эци Кеци, — ободрила Ио. — Конечно, Хирон мудр, достоин уважения, но воспитатель не лучший в мире. Вот учил-учил уму-разуму Геракла. Вспомни, что из этого вышло! Да перебил Геракл почти всех соплеменников своего наставника…
Хирон опечалился и шмыгнул носом:
— Увы, есть много горькой правды в этих словах. Иные кентавры, не скрою, получили по заслугам за свой дикий нрав, но многие погибли безвинно. Избежавшие стрел Геракла так заслушались сирен, что перестали есть и умерли…
11
Не успел Хирон закончить свою речь, как из недр пещеры, цепляясь за стены и бормоча под нос, точно пьяный, вывалился огромный, лохматый и оборванный, мужик — «чудо чудовищное».
— Дайте пожрать слепому! — взревел пришелец. — Хоть раз в году, по случаю праздника!
Ио всплеснула руками:
— Эх, Эци Кеци, предупреждала ведь — не оглядываться! Сейчас этот троглодит весь наш ужин разом проглотит…
— Да что ты, госпожа! Малый кусочек баранины — все, что нужно бедному Полифему, — он униженно сгорбился и опустился на пол, свернувшись у порога, подобно битому псу.
Хирон задумчиво поглядел на жалкого великана:
— Тебе, как понимаю, все равно — жареное или сырое?
— Что подадите, то и хорошо будет, — ответил Полифем голосом заправского нищего. Он слепо принюхивался, навострял на каждый звук уши и ощупывал волосатыми лапами пространство вокруг себя.
Ио, проверив еще раз дедовские запасы, достала вяленую баранью ногу.
Жутко было смотреть, как жадно вгрызался в нее циклоп! Ни косточки не осталось.
Закусив, ободрился и попросил стаканчик вина.
— Ну, это уж — дудки! — подал я голос, припомнив историю с Одиссеем. — Он как выпьет, начинает людей пожирать…
Полифем медленно повернул ко мне изуродованную морду:
— Эх, молодой человек, — горестно вздохнул, — Чистой воды враки. Меньше бы читали всякую дребедень!
С этими словами приподнялся на корточки, протянул руку и ловко ухватил стоявшую неподалеку амфору, тут же опрокинув ее, как малую рюмку, в свою пасть.
Все произошло настолько стремительно, что никто и с места не успел сдвинуться.
А циклоп уже стоял в дверном проеме. Наглухо загораживал выход из дома и шарил по сторонам лапами, будто играл в жмурки.
— Значит, их здесь всего-то трое, — рассуждал зловещим шепотом. — Ничего-ничего. Хватит и этого. Похоже, что праздник удастся на славу…
Хирон приложил палец ко рту, показывая, что надо сидеть тихо.
Однако Ио молчать не могла — так ее возмутило варварски-беззаконное, просто свинское поведение Полифема.
